История фигурного катания -- это биографии, достижения, результаты многих спортсменов. Спортивная карьера каждого по-своему ценна. Время в спорте летит стремительно и спрессовано до минут и секунд самых ярких спортивных моментов.

В спорте все меняется быстро, и имена чемпионов, знаменитых тренеров нынешнее поколение фигуристов узнает из книг, по названию турниров – мемориалов в память о них, и порой не задумывается, что люди, которые рядом, в свое время тоже писали историю спорта.

Наталия Лебедева – ученица Бориса Рогацкина, Игоря Ксенофонтова, Эдуарда Плинера и Владимира Ковалева, судья, технический специалист ISU – автор ярких страниц в истории нашего фигурного катания. Двукратная чемпионка СССР (1984, 1990), призер чемпионатов Советского Союза, двукратный серебряный призер чемпионатов Европы (1989, 1990), участница пяти чемпионатов мира. Лебедева была последней советской фигуристкой, завоевавшей малую золотую медаль на чемпионате Европы (1990) за победу в «школе». Решением Международного союза конькобежцев (ISU) исполнение обязательных фигур, начиная с сезона 1990/1991, было отменено. Ее биография – это часть нашей истории, о незабываемых моментах мы и хотим рассказать.

КОНИ И КОНЬКИ

До 6 лет она мечтала быть наездницей, серьезно заниматься верховой ездой, выездкой и в будущем стать олимпийской чемпионкой как Елена Петушкова. В Запорожье, где Наташа жила тогда с родителями, неподалеку от города был конезавод, и мама даже договорилась о занятиях дочери, но...

-- В то время конный спорт был очень популярен в СССР, и я смотрела все соревнования по телевизору, -- вспоминает Наталия Лебедева. – Следила за карьерой Елены Петушковой – олимпийской чемпионки и призера Олимпийских игр. Знала всех ее лошадей по именам.

И сама училась ездить верхом. Когда перебралась в Москву, купила абонемент на ипподром, ходила туда заниматься. При любой возможности смотрела скачки, бега.

Помню, в Загребе, когда мы были на сборе, а ипподром там находился рядом с катком, буквально через дорогу, ходила просто смотреть на лошадей.

Не знаю, как бы сложилась моя спортивная жизнь, если в Запорожье не построили ледовый дворец, и моя мама не увидела по телевизору соревнования фигуристов. Ей понравилось, и это во многом предопределило мою дальнейшую жизнь.

Тогда на катке объявили набор детей, и мама рассудила, что будет лучше, если записываться мы пойдем с папой. Мама у меня была невысокого роста, плотненького телосложения. Папа чуть выше, худой, а тренеры обычно смотрят на родителей. «Если пойдешь со мной, тебя не возьмут. Лучше иди с папой», -- посоветовала мама и оказалась права. Меня взяли и чуть ли не в первый же день поставили на коньки. Коней я поменяла на коньки.

БОРИС РОГАЦКИН

В новом дворце группу набирал тренер Борис Рогацкин, который приехал в Запорожье вместе с женой по распределению после института.

-- Ирина Геннадьевна, жена Бориса Владимировича, была у нас хореографом. Начинала я тренироваться у них. Через два года, отработав положенное, Рогацкины решили вернуться в Свердловск, пригласили несколько учеников, среди которых была и я. Мама тогда спросила: «Хочешь заниматься фигурным катанием? Поедешь с тренером в Свердловск?» Я сказала, что хочу, и меня отпустили одну.

В Свердловске была школа-интернат, где ребята жили, учились, тренировались. Брали туда с четвертого класса, я училась в третьем. И год, когда переехала из Запорожья, жила дома у тренера, мне выделили отдельную комнату. Относились они с женой ко мне как к дочери. Понимали, что одна, без родителей, что мне сложнее, чем другим. Каток «Локомотив», где мы тренировались, находился во дворе нашего дома. Спустился с третьего этажа и через 20 метров вход…

Через год меня приняли в интернат. Мы стали кататься на «Юности». Туда ходил специальный автобус, который отвозил фигуристов, конькобежцев и пловцов. Катки и бассейн находились рядом. По субботам и воскресеньям, когда не было ледовых тренировок, мы бегали в зал для гимнастики – кувыркались, прыгали, «сигали» в поролоновую яму, сальто крутили, двойной аксель осваивали…

В Свердловске я познакомилась со многими фигуристами, которые потом стали знаменитыми – Стасом Леоновичем, Маратом Акбаровым, Мариной Пестовой… В это же время в Свердловске тренировалась и Алла Шеховцова. Она танцами занималась. Я тогда концентрировалась на одиночном катании. Танцы меня не особо интересовали. Парное катание избегала, хотя меня несколько раз ставили в пару. И летом на сборах я даже пробовала некоторые парные элементы. Стас Леонович делал со мной поддержки, подкидывал меня. Сергей Коровин (он катался в паре с Аней Мальгиной) на льду учил тодесу, перебежкам по кругу, вперед, назад… Но это было больше как эксперимент, потому что уходить из одиночного я не собиралась.

В пятом классе я прыгала дупель – двойной аксель, освоила тройной тулуп. Еще сальхов, иногда получался тройной риттбергер. Все тройные я не исполняла, потому что время было другое. Мы на соревнованиях катали три вида. Были еще обязательные фигуры – «школа», что у меня выходило неплохо, и я всегда была где-то наверху или в призерах. Потом короткую программу чисто исполняла, опять была наверху. И этого хватало, чтобы после произвольной попадать в призеры. В то время некоторые девочки уже прыгали все тройные, я -- нет. Тем не менее, я соревновалась с ними и обыгрывала…

У Рогацкина я тренировалась до 8 класса, и всё то время, что жила без родителей, не чувствовала себя одинокой. Тренеры, все меня поддерживали. В интернате на вахте был телефон, и по субботам мне звонила мама. Когда не ладилось, я жаловалась: «Ой, мам, все плохо, забирай меня отсюда, ничего не получается». А мама: «Хорошо, я пошла покупать билет на самолет». Следующий разговор был только через неделю, а за эти дни ситуация менялась. «Ой, мам, все здорово, ничего не надо». И мама спокойным голосом: «Хорошо, я пошла сдавать билет»…

В отпуск я ездила домой, в Запорожье. Мама мной очень гордилась, старалась показать меня всем знакомым. Я стеснялась, пряталась за киоски, если мы шли по улице или делала вид, что не при чем, а мама говорила: «Вот моя дочь, фигуристка, ее по телевизору показывают». В такие моменты я себя чувствовала неловко, было даже как-то стыдно: почему я, ведь показывают всех?

Когда в Запорожье проходили показательные выступления сборной, мама утверждала, что мое имя есть на афише. Я удивлялась, потому что этого не могло быть. Вместе с мамой мы подходили к афише, где большими буквами было написано - Бестемьянова, Букин, Бобрин… и другие. Мама показывала на слово «другие» и говорила: «Вот другие – это ты. Значит, и твоя фамилия есть».

Мама была удивительным человеком. Родилась она в Сумах. Папа был из Волгограда. Познакомились они на комсомольской стройке. Смешно познакомились. Строители жили тогда в палатках, а маму как комсомольского работника поселили в дом с хозяйкой, и у той сбежал поросенок. Хватились, стали искать. Мама открыла окно, позвала: «Борька, Борька!» Так звали поросенка. А под окном сидел молодой человек с балалайкой и спросил: «Девушка, вы меня?» Его тоже звали Борис. Так мои родители и познакомились…

ИГОРЬ КСЕНОФОНТОВ

-- После 8-го класса я решила бросить спорт, переключиться на учебу. Физика, математика, черчение, геометрия мне легко давались. Думала поступать в физико-математический класс. Такая школа была в Запорожье, и мама узнала, что для поступления в институт надо старшие классы там отучиться.

В Свердловске я сдавала последние экзамены за 8-й класс, был конец сезона. И тут в общежитие прибегает парень-фигурист, находит меня и говорит: «Там Ксенофонтов вернулся, спрашивает: «Где та фигуристка, которая еще ничему не научилась, а уже решила закончить с фигурным катанием? Пусть придет на лед».

И я пошла. Какое-то время я уже не каталась, поэтому соскучилась по тренировкам. Прихожу, вижу на льду Ксенофонтов с каким-то маленьким мальчиком, и Игорь Борисович говорит ему: «Давай сделай волчок руки вперед». Мальчик делает. Ксенофонтов поворачивается ко мне: «Попробуй ты». Я делаю.

Он дальше мальчику: «Сделай волчок, только руки убери вниз». Мальчик делает. Я пробую и падаю. В общем, Ксенофонтов давал мальчику разные задания, тот справлялся, а у меня не получалось. Короче, Ксенофонтов взял меня на слабО, мол, ты еще ничему не научилась, а собираешься бросить. Меня заело, я захотела доказать, что что-то умею. Так я попала к тренеру Игорю Борисовичу Ксенофонтову и начала тренироваться у него.

Ксенофонтов был образованным, очень одаренным человеком. Из профессорской семьи, его отец был связан с металлургией. Сам Игорь Борисович по большому счету фигуристом никогда не был. Он занимался водным поло. Но как тренер реализовал себя в фигурном катании, до всего дошел своим умом. Он был одержим этим видом спорта. Мог идти по улице и вдруг сказать: «Здесь надо работать правым плечом». Он постоянно думал, жил фигурным катанием.

Начинал Ксенофонтов как тренер по танцам, затем переключился на парное и одиночное катание. Работать с ним было интересно, но надо было приспособиться. Поначалу я не совсем понимала, что он говорит и кому говорит. Он был очень веселый, постоянно шутил. Мог крикнуть на весь каток кому-то из ребят, выполнивших мастера спорта: «Вася, с тебя банкет». А еще он стихи писал. У него была целая поэма о фигурном катании, где я запомнила такие строчки: «Игорь Бобрин в образ входит и оттуда не выходит»…

По неизвестной мне причине Игорь Борисович ездил со мной не на все соревнования. Поэтому заранее готовил меня к такому повороту. Какие-то моменты проговаривал, писал записочки: «Если что-то случится с коньками, обращайся к Игорю Москвину. Если вопрос по технике – к Чайковской»… На соревнованиях меня часто выводил тот тренер, кто был свободен, так что в «КиКе» со мной сидели и Тарасова, и Чайковская, и Москвина…

В 1986 году на турнире в Канаде я серьезно травмировалась. Выехала с прыжка, стала поворачиваться, а конек застрял в следе. Я упала и не смогла подняться сама. Как выяснилось потом, порвала связки.

Меня тут же доставили в больницу, обследовали. Канадцы сказали, что надо остаться недели на три, за это время я забуду, что у меня болело. Но мне было сказано, что поедем домой, там бесплатно вылечат и также восстановят.

В ЦИТО я провела почти полтора года. Колено болело, распухало, ходить и даже вставать на ногу я толком не могла, врачи не понимали, что конкретно лечить.

Через три месяца, как я попала в ЦИТО, Ксенофонтов забрал меня в Свердловск показать знакомым военным медикам в госпитале. Там сделали снимок ноги под грузом, обнаружили, что откололся хрящ, и пока меня лечили, этот хрящ порезал все связки, затронул мениск… После этого в ЦИТО мне сделали несколько операций, я постепенно восстанавливалась. Пока лечилась, ко мне приходили тренер сборной Александр Веденин и врач команды Виктор Аниканов. Мне было сказано: «Наташа, если успеешь подготовиться к Олимпиаде в Калгари, поедешь». Но я успела только к чемпионату мира 1988-го, который проходил в Будапеште уже после Олимпийских игр.

До этого я выступила на чемпионате страны в Ереване, но в призерах не была, потому что прыгала только двойные аксели – это были единственные многооборотные прыжки, которые я восстановила после травмы. Но главное, что я прыгала на правую ногу, а не на две ноги. После проката все тренеры аплодировали мне стоя – и Тарасова, и Чайковская, и другие. На чемпионате мира я уже делала тройные тулуп и сальхов…

У Ксенофонтова в то время появилась ученица Таня Малинина, со всеми тройными прыжками. И он мне честно сказал: «Ну я тебя не выгоняю, но ты кантуйся как-нибудь». Никто не думал, что с такой травмой я смогу прыгать на правую ногу, думали, скорее всего, смогу приземляться только на две ноги. Это означало бы, что прыжки все были на минусы, потому что выезд оценивался посредственно.

В 1989-м мы с Игорем Борисовичем расстались…

В те годы вопросы о переходах фигуристов решались в спорткомитете. Мы сидели втроем – Веденин, главный в одиночном катании, Ксенофонтов и я. Мы говорили только хорошее, и Веденин даже спросил: «Вы так замечательно друг о друге отзываетесь, может и дальше будете работать?» Но мы решили, что наша совместная работа завершена. Как вариант мне предложили попробовать с Плинером и переехать в Москву.

ЭДУАРД ПЛИНЕР

-- Группа Плинера тренировалась на Стадионе юных пионеров (СЮПе). Мы и жили там же, на стадионе, в общежитии наверху. У Эдуарда Георгиевича я тренировалась недолго. После чемпионата Европы 1989 года, где я стала серебряным призером, на мир я поехала без Плинера, потому то он получил приглашение и уехал работать в США.

Кстати, мне было приятно, когда потом мы встретились с Эдуардом Георгиевичем в Америке, и он спросил: «Наташа, хотя ты и недолго у меня тренировалась, можно я повешу твою фотографию в галерею учеников в моем доме?»

…А тот чемпионат Европы в Бирмингеме я помню до сих пор. На тренировке перед произвольной программой я лежала со всего. Заходила на элемент и падала – с тулупа, акселя, вращений… Но когда вышла на старт, очень хорошо откаталась и завоевала серебро.

На заключительном банкете, когда мы с Плинером фотографировались, он встал за мной и прошептал: «Ну ты и стерва!», что означало: «Не ожидал, боец!».

Плинер был очень эмоциональным, взрывным. Очень нервничал, когда у спортсмена что-то не получалось, даже на тренировке. А еще помню запах его табака – жжёной сливы. Он курил трубку и выпускал такие вкусные клубы дыма…

Плинер поставил мне первую программу в музыку – «Лебединое озеро», где все движения, все элементы попадали четко в музыкальные акценты. До этого все мои программы делались по типу – музыка музыкой, а элементы сами по себе, главное сделать.

Еще одну такую же музыкальную программу мне сделала Марина Зуева на сборе в Вильнюсе, когда я уже перешла к Владимиру Ковалеву. Всё было очень удобно, музыкально. Но когда мы вернулись в Москву, то хореограф в группе сказал, что не станет за кем-то доделывать. И эта программа, к моему сожалению, осталась «летним вариантом».

Посчастливилось мне поработать и с хореографом Еленой Матвеевой. Она ставила программы Моисеевой и Миненкову, делала и мне. Очень красивые. Это было, когда я у Плинера еще каталась…

ВЛАДИМИР КОВАЛЕВ

-- С Владимиром Ковалевым мы начали работать после отъезда Плинера. Но тоже недолго. После чемпионата Европы, где я во второй раз стала серебряным призером, Владимир Николаевич подписал контракт и уехал в Грецию. И опять на чемпионат мира я поехала одна.

Группа Ковалева тренировалась в «Олимпийском». Мне тогда казалось, что тренер пытается сделать из меня Киру Иванову -- свою прежнюю ученицу. Кира была на полголовы ниже, и мне приходилось «прижимать» руки, ноги, чтобы выглядеть «компактной» как она. Это было неудобно, непривычно. Я каталась широко, по-мужски, как научил Ксенофонтов. Переучиться в таком возрасте было уже невозможно, да я и не сильно поддавалась…

Из того периода в память врезался случай, когда между тренировками объявили заливку льда, и Ковалев сказал, что съездит, быстро заправится. Мы прождали его полдня, но он так и не вернулся. И только потом выяснилось, что он попал в аварию и угодил в больницу…

ТРЕНЕР СБОРНОЙ БЕЛОРУССИИ

-- На своем пятом чемпионате мира в канадском Галифаксе я стала пятой. Затем участвовала в чемпионатах мира среди профессионалов в Испании и США. В этом помогла Тамара Николаевна Москвина, сказала, что есть такая возможность и отправила видео моих выступлений.

Любительские чемпионаты сильно отличались от профессиональных. Я никогда бы не смогла там подняться высоко, потому что никогда не была артисткой, а была спортсменкой. А на тех турнирах надо было делать больше показательные номера, как сейчас у нас на турнире шоу-программ.

Мне самой казалось, что я сильно выкладываюсь, но когда потом пересматривала видеозаписи, понимала, что все эмоции, переживания наружу не выходят, а остаются внутри меня…

Мое решение завершить спортивную карьеру не было спонтанным. Мне было 25 лет. Я вышла замуж за биатлониста Александра Попова – олимпийского чемпиона, мы переехали в Минск. У меня не было сожаления, что ушла из спорта, потому что большего я не могла, а то, что могла -- показала, и даже после травмы получила удовлетворение, что восстановила и повторила, что умела. Я была довольна, что справилась с ситуацией, что смогла кататься, выступать, в конце концов, прыгать на одну ногу, а не на две…

С будущим мужем мы познакомились на сборе в Адлере, где были спортсмены из разных видов спорта. Встретились на переговорном пункте -- тогда позвонить в другой город можно было только, заказав разговор. В очереди мы разговорились: мы – фигуристы, а мы – биатлонисты… Я тогда решила, что ребятам понравилась не я, а моя подруга. И даже когда нас встречали после сбора в аэропорту «Кольцово» в Свердловске, я всё еще думала, что это не меня, я просто за компанию…

Потом мы с Сашей часто пересекались на сборах. Ксенофонтов даже не подозревал, что это мой жених. Думал, брат, потому что мы с Сашей были похожи…

После переезда в Минск я пять лет не работала. Хотела быть хорошей женой. Дом, муж, собаки…

На работу пошла благодаря Чайковской. Два фигуриста – Сергей Давыдов и Юля Солдатова выступали за Белоруссию, и Елена Анатольевна приехала с ними в Минск, встретилась с Лукашенко. Он сказал, что в Белоруссии нужен хороший тренер, который помог поднять фигурное катание, и Чайковская сразу ответила: «Так у вас же тут Лебедева под боком». Через 15 минут меня нашли, хотя до этого 5 лет вообще не вспоминали, я жила себе спокойно…

Так я оказалась в Министерстве спорта Белоруссии. Тренировать начинала на катке в парке Горького, готовила белорусских фигуристов. Мы даже сами отобрались на чемпионат мира и Олимпийские игры. Не первыми номерами, но сами. На Олимпиаде выступали в парном и мужском катании…

Однако через четыре года, когда мой контракт с Министерством истек, из Минска я уехала. На то было несколько причин. Я не очень понимала, когда мне давали понять, что, мол, мы сами хотим ездить как тренеры сборной на чемпионаты Европы и мира. Я была не против, поскольку прямо сказала, что не испытываю большого удовольствия от того, что мои спортсмены занимают последние и предпоследние места, особенно в сравнении с тем, когда я сама выступала. Для меня дело всегда было важнее поездок куда-либо, и я не понимала желания просто ездить, а не бороться за места.

Ну и потом были личные обстоятельства – развод, из-за чего я искала новое место. На каком-то турнире мы встретились с Аллой Шеховцовой. Она рассказала о школе в Одинцове. «Там и Леша Горшков, и Сережа Чемоданов, все свои. Не хочешь поработать?» -- спросила она. Так, в 2002-м, я оказалась в подмосковном Одинцове.

ТЕХНИЧЕСКИЙ СПЕЦИАЛИСТ

-- Через три года, в 2005-м, встал вопрос, что в нашей школе нет технического специалиста, который мог бы подсказать, как грамотно составить программу, проверить уровни и все остальное. Я поговорила на эту тему с Аллой Викторовной. Сказала, что хотела бы стать таким специалистом, чтобы помогать спортсменам. Но тогда я не совсем понимала, что технический специалист должен ездить на соревнования. Думала, он просто имеет знания и консультирует.

В общем, я заполнила анкету, которую отправили в ISU. Оттуда пришел ответ: «Мы хотим, чтобы она приехала». В течение месяца мне оформили все документы, и я полетела во Франкфурт сдавать экзамен.

В самолете мы оказались с Андреем Миненковым, который весь полет мне объяснял, что хотел бы вернуть систему 6.0. Уже во Франкфурте на совещании, которое вел Петер Крик, он полтора часа на английском подробно рассказывал об изменениях в правилах, а после подытожил, что они вступят в силу только через два года, а экзамен нужно сдавать по тому, что есть сейчас.

В голове у меня всё смешалось, была настоящая каша. Я даже позвонила Саше Кузнецову, спросила, как поменять билет, чтобы улететь обратно до экзамена. Но Саша переубедил: «А что ты теряешь? Попробуй, не сдашь, так все равно вернешься».

Всю неделю я ходила на семинары, обсуждения, где нужно было высказывать свое мнение, подкрепленное правилами. Прошла интервью на английском, чтобы показать уровень знания языка. И сдала экзамен.

А через два года после международного экзамена поехала сдавать экзамен ISU. Тогда была хорошая компания известных спортсменов, но из всей группы сдала только я. Причем, без всякой протекции. Потом узнавала. Сама сдала.

Понимаешь, кататься самому и судить соревнования – абсолютно разные вещи. Судить не так сложно, потому что три человека. И если ты что-то упустил, то другие увидят, подскажут. Конечно, важно, если человек, который судит, сам занимался фигурным катанием. Даже если в то время не было таких требований, сложности как сейчас, ему все равно проще понять, как это делается, правильно – не правильно. Ему не надо зубрить, на каком ребре, как исполнять тот или иной элемент. Он это знает автоматически, сам принцип, что можно, что нельзя.

За границей практически все судьи, специалисты когда-то занимались фигурным катанием и имеют представление об этом. И даже если они получили другую профессию, это не отменяет того, что человек не разбирается в фигурном катании.

Вот быть одновременно судьей и тренером – тяжело, потому что надо бросать группу, учеников, уезжать на турниры. Для меня это было нервно…

Сейчас я не тренирую спортсменов. Судейство – мое основное занятия. Про себя могу сказать: я -- нейтральный судья. Это позволяет одинаково хорошо относиться ко всем спортсменам и тренерам. Я всегда надеюсь, что на старте у них получится всё значительно лучше, чем даже они сами от себя ожидают. И искренне радуюсь, если это удается.

Я часто бываю на олимпийской базе в Новогорске. Не так давно на сборе вдруг что-то заставило меня остановиться в коридоре, ведущему к основному катку, рассмотреть фотографии фигуристов, тренеров на стенах.

Знаешь, я поймала себя на мысли, что всех этих людей знаю и знакома с ними – чемпионами Европы, мира, победителями и призерами Олимпийских игр, их тренерами. Кого-то помню маленькой, когда дарила цветы после показательных выступлений, с кем-то тренировалась на одном льду, а с кем-то была в сборной команде и ездила на чемпионаты мира и Европы. И я подумала, что прожила счастливую жизнь в спорте. Хотя сама и не добилась громких титулов, не участвовала в Олимпиаде, но я всегда занималась тем, что мне нравилось.

Мне не очень понятны разговоры об отсутствии мотивации, что кто-то из спортсменов не хочет тренироваться, выступать, потому что сложилась такая или иная ситуация. Но разве это мешает заниматься любимым делом? Разве нет возможности общаться с великими тренерами и спортсменами, которые в сборной, выступают в шоу? Знаешь, рассматривая эти фотографии, я на самом деле испытывала чувство гордости, что знакома со всеми этими людьми, познакомилась с ними благодаря фигурному катанию и прожила счастливую жизнь в спорте.

Ольга ЕРМОЛИНА

Фото из личного архива Наталии ЛЕБЕДЕВОЙ

На снимках: на сборе - Наталия Лебедева (пятая справа в верхнем ряду); группа в Первоуральске - слева направо: Наталья Овчинникова, Лариса Замотина, Наталия Лебедева, Надежда Лошкарева, тренер Игорь Ксенофонтов, Владимир Шакирзянов, Владимир Гнилозубов, Андрей Ефремов; на сборе в Сысерти - Наталия Лебедева (третья слева), за ней Стас Леонович (слева), Марина Пестова п(еред ней), Вероника Першина (третья справа во втором ряду); с тренером Игорем Ксенофонтовым; Наталия Лебедева (третья слева), Игорь Ксенофонтов, Андрей Ефремов (в нижнем ряду второй справа) и Владимир Гнилозубов (в нижнем ряду первый справа); на старте с тренером Тамарой Москвиной; Михаил Дрей, Тамара Москвина, Игорь Ксенофонтов, Олег Васильев и Наталия Лебедева; Игорь Ксенофонтов, Наталия Лебедева и Елена Валова; Эдуард Плинер; в туре Тома Коллинза -- Вячеслав Загороднюк, Майя Усова, Марина Зуева и Елена Бечке; Игорь Лисовский, Наталия Лебедева, Елена Батанова и Алексей Соловьев; в туре Тома Коллинза в США 1990 год -- Наталия Лебедева, Екатерина Гордеева и Марина Климова; Виктор Петренко и Наталия Лебедева в туре Тома Коллинза; Наталия Лебедева, Лариса Селезнева и Александр Фадеев на сборе в Хабаровске перед чемпионатом мира в Токио 1986 год; на показательных выступлениях в Гонконге -- Наталия Лебедева и Олег Васильев; сборная команда СССР в Австралии на показательных выступлениях после Олимпиады в Калгари 1988 год -- Наталия Лебедева в центре в нижнем ряду.